Неточные совпадения
Однако Клима Лавина
Крестьяне полупьяные
Уважили: «Качать его!»
И ну качать… «Ура!»
Потом вдову Терентьевну
С Гаврилкой, малолеточком,
Клим посадил рядком
И жениха с невестою
Поздравил! Подурачились
Досыта мужики.
Приели все, все припили,
Что господа оставили,
И только поздним вечером
В деревню прибрели.
Домашние их встретили
Известьем неожиданным:
Скончался
старый князь!
«Как так?» — Из
лодки вынесли
Его уж бездыханного —
Хватил второй удар...
«Как по вольной волюшке —
По зелену морю,
Ходят все кораблики
Белопарусники.
Промеж тех корабликов
Моя лодочка,
Лодка неснащеная,
Двухвесельная.
Буря ль разыграется —
Старые кораблики
Приподымут крылышки,
По морю размечутся.
Стану морю кланяться
Я низехонько:
«Уж не тронь ты, злое море,
Мою лодочку:
Везет моя лодочка
Вещи драгоценные,
Правит ею в темну ночь
Буйная головушка».
На дне
лодки я нашел половину
старого весла и кое-как, после долгих усилий, причалил к пристани.
Половодов служил коноводом и был неистощим в изобретении маленьких летних удовольствий: то устраивал ночное катанье на
лодках по Узловке, то маленький пикник куда-нибудь в окрестности, то иллюминовал
старый приваловский сад, то садился за рояль и начинал играть вальсы Штрауса, под которые кружилась молодежь в высоких залах приваловского дома.
Около устья Пуйму мы нашли развалившуюся корейскую зверовую фанзу и около нее
старую дощатую
лодку. Это показало, что наблюдения Дерсу были правильны.
— Тьфу ты, пропасть! — пробормотал он, плюнув в воду, — какая оказия! А все ты,
старый черт! — прибавил он с сердцем, обращаясь к Сучку. — Что это у тебя за
лодка?
— У Сучка есть дощаник [Плоская
лодка, сколоченная из
старых барочных досок. — Примеч. авт.], — заметил Владимир, — да я не знаю, куда он его спрятал. Надобно сбегать к нему.
Дико чернеют промеж ратующими волнами обгорелые пни и камни на выдавшемся берегу. И бьется об берег, подымаясь вверх и опускаясь вниз, пристающая
лодка. Кто из козаков осмелился гулять в челне в то время, когда рассердился
старый Днепр? Видно, ему не ведомо, что он глотает, как мух, людей.
Я вышел из накуренных комнат на балкон. Ночь была ясная и светлая. Я смотрел на пруд, залитый лунным светом, и на
старый дворец на острове. Потом сел в
лодку и тихо отплыл от берега на середину пруда. Мне был виден наш дом, балкон, освещенные окна, за которыми играли в карты… Определенных мыслей не помню.
Порой, отвязав нашу
лодку, я подплывал к острову, ставил ее среди кувшинок и ряски и принимался с залива рисовать
старый замок с пустыми окнами, с высокими тополями и обомшелыми каменными рыцарями.
В эту минуту прискакал с
лодкой молодой мельник, сын
старого Болтуненка.
Лодку подвезли к берегу, спустили на воду; молодой мельник замахал веслом, перебил материк Бугуруслана, вплыл в
стари́цу, как вдруг
старый Болтуненок исчез под водою…
— Нет, что там купаться — грязно да и тинисто очень, — возразил ему Симонов. — А вот лучше что!.. — продолжал
старый запотройщик. — Ужо вечером выпроситесь у маменьки и у дяденьки на озеро — на
лодке с острогой рыбу половить.
Детишки не унимались, и, только видя, что «
старый барин» зашевелился в
лодке, и боясь, что он причалит к берегу и поймает их, они бросились бежать с громким криком и озираясь на сердитого «дедушку», который был не на шутку взбешен.
Следовавшая за ним большая и разукрашенная
лодка предназначалась для почтенных лиц общества, а именно: для госпожи откупщицы, для Миропы Дмитриевны и еще для двух — трех дам из толстых;
старый ополченец, почтмейстер и аптекарь тоже отнесены были к этому разряду.
Посреди такого всеобщего ликования одна только Миропа Дмитриевна сидела в
лодке злая-презлая, но не на мужа, за которым она ничего не заметила, а на этого
старого черта и богача Кавинина, которому она проиграла тридцать рублей, и когда ему платила, так он принял ассигнации смеясь, как будто бы это были щепки!
Наша
лодка вертится между двух рядов черных деревьев, мы едем Главной линией к
Старому собору. Сигара беспокоит хозяина, застилая ему глаза едким дымом,
лодка то и дело тычется носом или бортом о стволы деревьев, — хозяин раздраженно удивляется...
«Сие последнее известие основано им на предании, полученном в 1748 году от яикского войскового атамана Ильи Меркурьева, которого отец, Григорий, был также войсковым атаманом, жил сто лет, умер в 1741 году и слышал в молодости от столетней же бабки своей, что она, будучи лет двадцати от роду, знала очень
старую татарку, по имени Гугниху, рассказывавшую ей следующее: «Во время Тамерлана один донской казак, по имени Василий Гугна, с 30 человеками товарищей из казаков же и одним татарином, удалился с Дона для грабежей на восток, сделал
лодки, пустился на оных в Каспийское море, дошел до устья Урала и, найдя окрестности оного необитаемыми, поселился в них.
Вместе с этим слабым детским криком как словно какой-то животворный луч солнца глянул неожиданно в темную, закоптелую избу
старого рыбака, осветил все лица, все углы, стены и даже проник в самую душу обывателей; казалось, ангел-хранитель новорожденного младенца осенил крылом своим дом Глеба, площадку, даже самые
лодки, полузанесенные снегом, и дальнюю, подернутую туманом окрестность.
В ответ на замечание Гришки о вершах Глеб утвердительно кивнул головою. Гришка одним прыжком очутился в челноке и нетерпеливо принялся отвязывать веревку, крепившую его к большой
лодке; тогда Глеб остановил его. С некоторых пор
старый рыбак все строже и строже наблюдал, чтобы посещения приемыша на луговой берег совершались как можно реже. Он следил за ним во все зоркие глаза свои, когда дело касалось переправы в ту сторону, где лежало озеро дедушки Кондратия.
Тишина не прерывалась ни одним из тех звуков, какими приветствуется обыкновенно восход солнца: куры и голуби не думали подавать голоса; приютившись на окраине
старой дырявой
лодки, помещенной на верхних перекладинах навеса, подвернув голову под тепленькое, пушистое крыло, они спали крепчайшим сном.
В то время, как отец спускался по площадке и осматривал свои
лодки (первое неизменное дело, которым
старый рыбак начинал свой трудовой день), сыновья его сидели, запершись в клети, и переговаривали о предстоявшем объяснении с родителем; перед ними стоял штоф.
Урмановы вели довольно общительный образ жизни, принимали у себя студентов, катались в
лодке, по вечерам на прудах долго раздавалось пение. Она очень радушно играла роль хозяйки, и казалось, что инициатива этой общительности исходила от нее. Она звала меня, но я немного стеснялся. Их общество составляли «
старые студенты»; я чувствовал себя несколько чужим и на время почти потерял их из виду…
Когда же я оглядывался на
старого рыбака с веслом, освещаемого и даже подогреваемого сзади, то он представлялся черною фигурою, образом без лица, рисовавшимся на огненном круге; при всяком повороте
лодки или движении гребца свет обливал его то слева, то справа и, казалось, заглядывал ему в лицо.
Сегодня мы опять встретились, но уже без малейшего смущения, как
старые знакомые. Кэт необыкновенно добра и мила. Когда я в разговоре выразил, между прочим, сожаление, что прискорбный случай с
лодкой сделал меня в ее глазах смешным, она протянула мне откровенным движением руку и произнесла незабвенные слова...
Было потехи у баб, ребятишек,
Как прокатил я деревней зайчишек:
„Глянь-ко: что делает
старый Мазай!“
Ладно! любуйся, а нам не мешай!
Мы за деревней в реке очутились.
Тут мои зайчики точно сбесились:
Смотрят, на задние лапы встают,
Лодку качают, грести не дают:
Берег завидели плуты косые,
Озимь, и рощу, и кусты густые!..
К берегу плотно бревно я пригнал,
Лодку причалил — и „с богом!“ сказал…
В рыбачьей хижине сидит у огня Жанна, жена рыбака, и чинит
старый парус. На дворе свистит и воет ветер и, плескаясь и разбиваясь о берег, гудят волны… На дворе темно и холодно, на море буря, но в рыбачьей хижине тепло и уютно. Земляной пол чисто выметен; в печи не потух еще огонь; на полке блестит посуда. На кровати с опущенным белым пологом спят пятеро детей под завывание бурного моря. Муж-рыбак с утра вышел на своей
лодке в море и не возвращался еще. Слышит рыбачка гул волн и рев ветра. Жутко Жанне.
Мы, очевидно, много потеряли в его глазах, так легко согласившись ехать в
лодке, тем более что станок, в сущности, уступил бы, и мы стали жертвой хитрости
старого ямщика.
Они ударили по рукам, и я тут же на листке, вырванном из записной книжки, наскоро написал условие, буквы которого расплывались от снега. Фрол тщательно свернул мокрую бумажку и сунул в голенище. С этой минуты он становился обладателем хорошей
лодки, единственного достояния Микеши, которому в собственность переходила
старая тяжелая
лодка Фрола. В глазах
старого ямщика светилась радость, тонкие губы складывались в усмешку. Очевидно, теперь он имел еще больше оснований считать Микешу полоумным…
Возвратившись на бивак, я сказал Крылову, чтобы завтра он держал
лодку поближе к
старой ели и подальше от левого берега, где много опасных камней.
Ему повезло, и он, действительно, нашел у кого-то из жителей
старую килевую
лодку, которую и купил за довольно большие деньги.
Ночью
старая — «натулившаяся» ель упала в воду и вершиной застряла на камнях у левого берега, а мы, ничего не подозревая, сели в
лодку и поплыли вниз по течению реки, стараясь держаться правого берега.
К мосткам была привязана большая,
старая, насквозь прогнившая
лодка, вполовину залитая водой. У Тани весело загорелись глаза.